Саня Долманский
Вот объясните мне, я не понимаю... Вот как такое возможно - человек, инженер, делающий для страны ракетное вооружение, бежит из этой самой страны, а когда ему отказывают в убежище, предпочитает выбрать смерть, лишь бы только не возвращаться на родину.
Как, блин, так? Во что мы превратились?
Я не понимаю, я просто этого не понимаю. Если они уже начали жрать своих ракетных инженеров - свой мозг, свою оборону и свое будущее...
В нашу последнюю встречу - теперь уже все, уже последнюю, не крайнюю - Саня был запуган. Реально запуган. Он старался не показывать этого, пытался проконсультироваться тогда со мной насчет слежки - что делать, кто это может быть, зачем, почему: а я не понял. Подумал, что он красуется. На фиг, думаю, фсбшникам следить за каким-то никому неизвестным нацболом из Королева, кому он нужен?
Да мне и нечего было сказать-то. Не спец я в этом деле. Но ему нужна была тогда просто поддержка, хотя он и не давал понять этого открыто и особо много-то и не говорил - а я не понял.
А они его реально запугивали. Не просто следили - давили, запугивали. Они говорили с ним, подошли к нему сами, Саня рассказал об этом - и пообещали судьбу Данилова с Сутягиным. И это были не просто слова. Там было серьезно. Саня был реально напуган.
Это не самоубийство. Это доведение до самоубийства. Они довели человека до самоубийства. Ракетного инженера. Мозг нации. Во что мы превратили нашу страну? Во что мы дали им её превратить?
Интересную жизнь мы построили. В пять вечера пишешь: "То, что делает меня сильнее, других бы убило". В семь вечера пишешь: "Мммать... Саня Долманский покончил с собой". А в восемь сидишь и тупо смотришь на ту фигню, которую, придуриваясь, написал в пять. Страна такая, что вся придурь в ней сбывается.
Только не надо писать о том, что он струсил или о том, что это глупо. Никто из нас не пробовал возвращаться в страну, где ждет срок лет в двенадцать, как у Данилова или Сутягина - только за то, что работаешь на секретном предприятии и состоишь в оппозиционной партии, а фсбшникам, сукам, выслужиться надо.
Когда ждешь ареста - это давит. Меня вот давило до бессонниц. До дерганья от каждого звука, до припадания ночами к дверному глазку от сработавшего лифта. Это у них получается, ничего не скажешь.
И то - я не был уверен, что за мной придут. А у Сани - без вариантов. Его бы сразу взяли. Так что не надо. У каждого свой предел.
Не знаю, сколько ему было лет. Мы ровесники. В районе тридцати. Ведущий конструктор ОАО "Корпорация "Тактическое ракетное вооружение", одного из крупнейших предприятий российского ВПК. Ракетный конструктор. Мозг, ум, честь, знания, достоинство, совесть, мужество, несгибаемость и преемственность разваливающейся страны.
Еще по одной из немногих оставшихся ниточек воспроизведения русских - серпом на! Русский конструктор ракетной техники предпочел повеситься в департационной тюрьме Роттердама, лишь бы не возвращаться на родину.
Еще одна дыра в нашем генофонде. Окопные в этой стране размножаться еще будут. Долматовы - уже нет. И вот так сидишь и думаешь - а за кого твоя дочь замуж выходить будет? Кому передавать свои гены?
Они же за сто лет весь генофонд повыбивали. Они же весь генофонд попересажали, вытравили из страны, поубивали, довели до самоубийства в департационных тюрьмах, забили битами в подмосковном лесу. Пожгли в танках ради этой, млядь, долбанной Тувалу. Не спрашивай, по ком звонит колокол.
Он звонит по тебе.
Ну, ничего... Ничего. Отвечать придется. За всех. За каждого.
За Долматова, за Поликтовскую, за Эстемирову, за Диму Лахина, за Игоря, за Муху, за всех, кто в Чечне в танках горел, за всех, кто в Чечне под бомбами по подвалам жался, за сгоревшего в танке в Грузии Максима Пасько, за парализованного ветерана Бориса Апаринцева, которому в двух километрах от Кремля крысы глодали лицо, за Дениса Жарикова, которого по пьяни пристрелил полковник ФСБ Столба, за "ПРраво Матери", который сейчас опять без денег остался, за слепнущего в тюрьме Акименкова, за Толоконникову, с которой мы и познакомились-то в кутузке, за всех посаженных в лагеря, за всех выгнанных из страны, за всех отвалдоханных на маршах несогласных и в ментовках, за детей, за инвалидов, за ветеранов, за сирот - за всех.
Ничего. Я подожду. Я жду. Жду. И я - дождусь.
И вот когда я дождусь - я буду спрашивать по полной. А память у меня хорошая.
Александр Долматов в "Репортерских историях"
Аркадий Бабченко журналист |